Причастие ребенка от года до трех лет
Причастие ребенка от трех до семи лет
Причастие ребенка от семи до одиннадцати лет
Вопрос о подготовке детей к причастию в большинстве книг и на многих православных сайтах обсуждается в рамках вопроса о подготовке к причастию взрослых. Разве что с некоторыми уточнениями, которые занимают максимум три абзаца. Причем советы батюшек и мнения авторов публикаций оказываются чуть ли не диаметрально противоположными. Одни утверждают, что детей надо готовить путем чтения с ними молитв – начиная с небольшого количества и заканчивая вычитыванием всего правила по мере освоения текста и привыкания, а также с малолетства приучать ребенка к трехдневному посту. Другие говорят о том, что важно просто настроить соответственно малыша, достаточно в качестве аскетического упражнения ограничить доступ к телевизору, а перед причастием младенца (каковыми считаются дети до 7 лет) можно даже и покормить, если он не может терпеть. Особое внимание уделяется и вопросу детской исповеди, так как в русской традиции сложилось так, что исповедь, практически утратив значение самостоятельного Таинства, превратилась в обязательный элемент подготовки к причастию – своеобразным пропуском к Чаше со Святыми Дарами. А потому большинство интернет и печатных источников категорично говорит об обязательной исповеди перед причастием ребенка, начиная с семилетнего возраста.
Еще одной особенностью является в общем-то своеобразное невнимание к теме подготовки ребенка к причастию – в сознании многих священников ребенок предстает таким своеобразным недоделанным взрослым, а потому ему просто надо все «объяснить», вроде как слабоумному. Например, на вопрос о том, можно ли насильно причащать годовалого ребенка, священник отвечает: «Родителям нужно приложить усилия и со своими детками дома беседовать о Церкви и Таинстве. После причастия можно дать ребеночку что-нибудь вкусненькое, создать радостную обстановку для малыша. Ставить в пример тех деток, которые спокойно причащаются. И со временем Ваш ребенок привыкнет, и будет хорошо, спокойно причащаться». Хороший ответ, правильный. Проблема только в том, что беседовать с годовалым ребенком о Церкви и Таинстве в общем-то можно сколько угодно – также как об астрофизике или нанотехнологиях. В этом возрасте уровень восприятия информации, как, собственно, и детская память, имеют свои особенности: «В раннем детстве и в младшем дошкольном возрасте память имеет непреднамеренный, непроизвольный характер. В этом возрасте перед ребенком еще не возникают задачи запомнить что-либо для воспроизведения в будущем. Двух-трехлетний ребенок запоминает только то, что имеет для него актуальное значение в данный момент, что связано с его непосредственными жизненными потребностями и интересами, что оказывает на него сильное эмоциональное действие». То есть смысла именно «беседовать с годовалым ребенком о значении церкви» нет, хотя, конечно, сами родители могут получить от этого несказанное удовольствие и почувствовать свою значительность и духовное мастерство – ведь они взращивают свое чадо в вере.
Однако, как и во всех вопросах, касающихся воспитания ребенка, надо трезво отдавать себе отчет, к чему ведет то или иное родительское действие, а уж тем более такой масштабный «проект», как воцерковление собственных детей. И здесь, мне кажется, главная ошибка заключается именно в том, что к детям относятся в лучшем случае как к потенциальным взрослым, в худшем – как к реальной помехе богослужению, которую путем воспитания надо выдрессировать и превратить в благочестивую копию древних монахов.
В медицине, как и в психиатрии, например, существуют специальные, именно детские врачи, и выделяется детская и подростковая психиатрия. Это не случайно: детский организм (на физическом и психическом уровнях) отличается от взрослого настолько, что взрослый врач (если он профессионал) не будет лечить ребенка. Для этого существуют педиатры и детские хирурги, окулисты и проч. Я думаю, что подобную параллель можно провести и с духовным пастырством – возможно, нам нужны «специализированные» детские священники, нужно «детское богословие». Хотя, как я понимаю, этот вопрос пока не то что не решается, он даже не возникает. И это вполне объясняется тем, что основной груз воспитания ребенка лежит, безусловно, на плечах родителей.
Попытаемся рассмотреть вопрос о подготовке детей к причастию исходя не из научных богословских трудов, которых у нас, как уже было сказано, в общем-то нет, а из собственного опыта, который, конечно, как и всякий опыт, имеет свои недостатки, а именно ограниченность и личные, характерные черты. Но тем не менее, и этот опыт может стать началом дискуссии о воцерковлении детей.
Итак, я бы, в первую очередь, разделила вопрос о подготовке детей к причастию на несколько подвопросов по разным критериям: возраст ребенка, количество детей в семье, воцерковленность семьи, а также собственные семейные традиции.
Подход к подготовке ребенка к причастию зависит от того, каков возраст ребенка. Так, конечно, абсурдно, как уже говорилось, заранее беседовать с младенцем до года; задача родителей, которые хотят причастить своего ребенка, – в первую очередь поднять себя с утра после бессонной ночи и укачать любимое чадо, страдающее коликой или зубками. Но мало просто встать и собраться, нужно угадать с кормлением младенчика, исходя из его «пищевого ритма». Я верю, есть на свете ангельские крохи, которые выдерживают трех-четырехчасовой перерыв между кормлениями и питаются так, словно у них внутри встроен таймер. Мои дети были другими: они требовали еды часто, кушали долго, а потом еще и обильно срыгивали. Я извиняюсь за физиологические подробности, но без них никуда – ведь если ребенка принести к причастию сразу после кормления, есть опасность, что он срыгнет и Святые Дары. Хотя эта ситуация скорее из разряда гипотетических, но тем не менее и ее надо учитывать. Если же ребенок будет слишком голоден, то вы рискуете украсить проповедь батюшки перед причастием ребенка заливистыми руладами (у нас не перевелись еще мужественные пастыри, которые читают длиннющую проповедь перед самым причастием, героически не замечая ноющих, рыдающих, шебуршащихся в первых рядах малолеток, изнывающих от ощущения полной бессмысленности происходящего), а соответственно, и сами будете нервничать: и за ребенка переживать, и стыдиться производимого вами фурора.
Таким образом, мама должна так приспособиться и к нуждам собственного младенца и к расписанию службы, чтобы и ребенка причастить, и самой при этом со стыда не умереть. Конечно, это легче сделать, если семья воцерковлена, и родители могут практически безошибочно угадать время причастия. Или же они помогают друг другу: один гуляет с коляской на улице, другой – молится в храме. Если же в храм ходит только мама с малышом, ее задача усложняется. В этот недолгий, в общем-то младенческий период главная подготовка к причастию для ребенка – это на самом деле умение мамы сохранить благодушие и позитивный настрой во время похода в храм на Литургию: донести малыша, раздеть, если жарко в храме, одеть, если холодно, не дать ему расплакаться, простоять какое-то время, держа на руках чадо, которое уже к возрасту в полугода, кстати, весит около 10 кг, ну и, конечно, причастить. И это, пожалуй, все. Может быть, не очень духовно и благочестиво, но – реально и жизненно.
С детьми старше года уже можно разговаривать – про мишек, зайчиков, белочек, машинки и многое другое. Это уже прогресс. Значит, можно пытаться и «беседовать о Церкви». Но с учетом возрастных и психических особенностей ребенка: «Отличительной чертой детской памяти является ее наглядно-образный характер. Ребенок лучше запоминает предметы и картины, а из словесного материала — преимущественно образные и эмоционально действующие рассказы и описания. Отвлеченные понятия и рассуждения, как плохо еще понимаемые, не запоминаются маленькими детьми. В силу ограниченности жизненного опыта у детей еще недостаточно развиты отвлеченные связи, и их память опирается главным образом на наглядно воспринятые отношения предметов. Осмысленное запоминание начинает развиваться у детей с появлением у них речи и в последующем все более совершенствуется, как в связи с дальнейшим развитием речи, так и по мере накопления жизненного опыта».
Таким образом, бесполезно с ребенком говорить отвлеченно, рассказывать ему о Таинствах тем языком, которым об этом пишут в большинстве катехизисов и церковных книг. Но это не означает и слюнявого сюсюкания вроде «подойди к батюшечке, сейчас он тебе даст конфеточку с ложечки», и тому подобное. Во-первых, в этом возрасте большинство родителей интуитивно понимают, что и как нужно говорить ребенку. Например, в обиход входит речь от первого лица множественного числа: «Мы сейчас будем кушать», то есть мама соединяет себя с ребенком, и все, что делает она, делает и он, и наоборот. С другой стороны, к ребенку обращаются и о нем говорят в третьем лице, используя при этом его имя собственное: «Машенька все скушала, вот молодец!».
Разговор с ребенком является предметно-наглядным, понятным, доступным и ситуативным. Это важно и можно использовать и при подготовке ребенка к причастию. По моему – может быть, ошибочному – мнению, в этом возрасте подготовка ребенка к причастию заключается в том, что мама или папа вместе с ребенком собираются и идут в храм, причем ситуация проигрывается именно на речевом уровне: «Сейчас мы встанем, умоемся, и пойдем в храм» и так далее. Каждое действие по возможности комментируется простыми предложениями, ласково, ненавязчиво и, что самое главное, без всякой ложной умильности в голосе. Не надо играть в благочестие. Если уж нет сил «щебетать» с утра, лучше совсем помолчать, чем взять фальшивую ноту. Сам поход в храм, причастие ребенка – также по возможности проговаривается.
Кроме того, ребенок в этом возрасте уже, хотя бы в фоновом режиме, «слышит», что делают родители. Поэтому можно читать правило ко Причастию в комнате, где играет или засыпает ребенок. И вы рядом, и слова молитв не покажутся ему когда-нибудь позже чем-то совершенно дикими.
Также нужно отметить и то, что частое причащение имеет не только духовную пользу и смысл, но и психологически «закрепляет» в памяти эту ситуацию: «Преобладание у детей наглядно-образной памяти не означает отсутствия у них словесно-логической памяти. Напротив, последняя развивается быстро, но для своего функционирования требует постоянного подкрепления со стороны непосредственных (предметных) раздражителей».
Однако частое причастие не должно стать самоцелью, и, конечно, всегда надо решать вопрос о том, сколько, когда и как причащать собственного ребенка, исходя не из информации, предлагаемой в книжках и интернет статьях, а из его самочувствия, его психотипа, его способности переносить нагрузки, его настроения, в конце концов. Нет ничего мучительнее, чем смотреть, как мама с папой скручивают вырывающееся чадо за руки – за ноги, а священник пытается попасть лжицей в рот извивающемуся младенцу. Все это похоже на какую-то неравную борьбу, где ребенок заранее обречен на роль проигравшего.
Об этом благодатном возрасте познания мира писали многие психологи и родители. Это время, когда ребенку все интересно, когда он ищет новых интеллектуальных и эмоциональных впечатлений, когда он может не только слушать, но и ему есть, что сказать. Иными словами, ребенок начинает осмысливать происходящее, связывать разрозненные кусочки своего опыта в единую мозаику, он начинает складывать свою картину мира. И задача родителей – помочь гармонично и красиво эту картину мира «нарисовать».
Во-первых, в этом возрасте можно уже разговаривать, читать и обсуждать. Конечно, читали и разговаривали мы и раньше, но теперь наш разговор переходит на новый уровень, да и книжки можно читать посерьезнее колобка и мойдодыра. Причем читать нужно хорошие книжки – обратите внимание: не православные, а хорошие. К сожалению, это не одно и то же. В последнее время разве что детская серия «Настя и Никита» от «Фомы» может назваться хорошей православной литературой, а если быть точным, хорошей современной детской литературой, лежащей в силовом поле православного бытия.
Почему я так настаиваю на чтении книг родителями детям? Потому что эта, казалось бы, незамысловатая семейная традиция имеет массу положительных сторон. Это и возможность побыть вместе с ребенком, посидеть бок о бок, уделив время только друг другу, это особая атмосфера душевного тепла, единой семьи, покоя и любви. Это и разговор после книжки – кто и как поступил, почему так, а не иначе. И здесь вы не только прививаете ребенку навыки пересказа, развиваете его речь, но и расставляете нужные нравственные акценты, формируете иерархию ценностей. Это та литературно-нравственная и эмоционально-мотивационная база, на которой будут строиться его знания о Церкви – именно так, а не наоборот.
Кроме чтения, как ни странно, важным, вернее, даже главным элементом подготовки ребенка к причастию является… его воспитание – обсуждение его поступков, создание нравственного компаса, усвоение понятий плохо/хорошо. Причем это должны быть нравственные понятия именно в общечеловеческой системе ценностей, а не так, что мы, православные, хорошие, а остальные, язычники, грешники, и общаться с ними нельзя, потому что они, как тот бычок из переделанного на православно-шутливый манер стихотворения, попадут в ад:
Идет бычок, качается,
Вздыхает на ходу,
И если не покается,
Гореть ему в аду.
Ну а теперь обсудим, собственно, вопрос о посте и молитвенном правиле для детей в этом возрасте. Теперь, когда ребенок в общих чертах уже может понять, что такое пост, и для чего он нужен, можно приобщать его к этой семейной практике. Но это должен быть именно «детский пост» – на шоколад и мороженное, на мультики, на компьютерные игры. Хотя в этом возрасте чаще всего пост носит принудительный характер – не по желанию ребенка, а потому, что «так сказала мама». В принципе, я не вижу в этом большой беды, особенно если родители сами соблюдают пост, хотя бы частично. То есть ребенок должен «жертвовать», с родительской помощью,«излишествами», а не насущно необходимыми для его роста вещами – мясом, молочными продуктами и прочим. И еще: желательно, он должен понимать, зачем он это делает. И вот здесь объяснение «так захотела мама» не подходит. Пост не должен быть маминым самодурством, а чем-то большим – подвигом, жертвой, причастностью к жизни Церкви. И еще: он обязательно должен быть общим делом семьи, также как и чтение книги. Это то, что должно объединять семью, а не разъединять.
Что касается молитвенного правила, то в этом возрасте в общем-то бессмысленно заставлять ребенка заучивать большие куски текста или молитвы, потому что чаще всего это механическое зазубривание не результативно: «К механическому запоминанию дети прибегают лишь тогда, когда они затрудняются понять материал. Такое запоминание и у детей дает худшие результаты, чем осмысленное запоминание. Некоторое исключение составляет лишь заучивание хорошо ритмизированного бессмысленного материала (например, различных скороговорок, считалок и т. п.), запоминание которого облегчается ритмом произнесения, помогающим лучшей дифференцировке отдельных частей материала. Во всех остальных случаях бессмысленный материал запоминается детьми даже хуже, чем взрослыми. Так, исследование запоминания бессмысленных слогов детьми и взрослыми показало, что дети 7—12 лет запоминают их в 2—2,5 раза меньше, чем взрослые (данные Леонтьева). Это объясняется тем, что у взрослых имеется больше различных ассоциаций, благодаря чему они чаще связывают бессмысленный материал с чем-либо осмысленным».
Мне кажется, в этом возрасте ребенок может слышать-видеть, как готовятся к причастию взрослые, он может в самом начале постоять вместе с ними три-пять минут, прочитать коротенькие и понятные молитвы, вроде «Господи, помилуй!», но это не должно иметь принудительно-карательный характер. Максимум со стороны родителей: «Идем, вместе прочитаем молитовки».
Ребенок не должен бояться молитвенного правила и храма – не в том смысле, что там есть чудовища, а в том, что там будет скучно, долго и нудно. Да, есть дети, которые в силу своего темперамента легко переносят стояние в храме, но было бы ошибкой требовать этого от всех детей. И уж конечно, не стоит ставить в пример чужого ребенка – он хороший, стоит тихо, а ты плохой, шумишь, бегаешь. По такой логике самым хорошим в храме окажется покойник: не шумит, внимает, никому не мешает.
Да и вообще, любая соревновательность в духовной жизни и в воспитании чревата развитием зависти, разрушением доверия и потерей контакта с ребенком или между детьми. Естественная реакция родителя, когда ребенок начинает себя плохо вести, особенно в храме, где, как кажется замотанной мамочке, все смотрят на них с осуждением – это разозлиться, наказать, наругать, показать, что он плохой. Но это, мне кажется, нечестно по отношению к своему ребенку. Это попытка отстраниться; по сути дела, маленькое предательство: ты плохой, не хочу тебя знать. Как бы ни было стыдно и трудно, родители должны быть рядом с ребенком, они должны принять на себя все недовольство окружающих, а не переводить стрелки, как инфантильный подросток:«Ачё я? Он первый начал…» И вот эта солидарность, сопереживание трудных ситуаций вместе с ребенком – лучший урок верности и благочестия, уж извините за такие слова.
Итак, попробуем подвести итог. При всех своих различиях и особенностях дети до 7 лет имеют одну общую черту: они, как правило, крепко связаны со своими родителями психологической пуповиной, они еще не отделяют себя от семьи, от ее образа жизни, от атмосферы а ней. Поэтому первое и главное – это то, как и чем живут родители, что для них храм и молитва, насколько они честны перед собой и Богом, насколько они любят своего ребенка. Из всех этих кусочков складывается уникальная для каждой семьи практика детской подготовки к причастию. И здесь, мне кажется, важнее опираться на собственный родительский опыт и на любовь. Потому что в этом возрасте главная задача – не подготовить ребенка к конкретному причастию, а сделать жизнь в вере и, как следствие, в Церкви естественной составляющей в жизни ребенка.
Семилетний возраст – своеобразный порог для ребенка: это признает и общество, которое в этом возрасте отправляет ребенка в школу, и Церковь, которая с этого момента считает необходимым Таинство Исповеди. Таким образом, вопрос о подготовке к причастию усложняется – в него добавляется вопрос о подготовке ребенка к исповеди.
Основные характерные линии развития ребенка в этом возрасте так или иначе связаны с его социализацией. Даже если ребенок ходил в детский сад, школа все равно является для него новой ступенькой – ведь в школе ребенок сталкивается уже с «оценочным» отношением к себе, со стороны учителя, со стороны одноклассников. Это время, когда он учится и сам смотреть на себя со стороны, и ставить перед собой вопросы: а как ко мне относятся другие, каким они видят меня, – и отвечать на них. И ответы эти оказываются далеко не всегда такими, какие хочется услышать ребенку или его родителям.
В связи с этим исповедь в жизни ребенка в общем-то появляется своевременно и, безусловно, может стать полезной для взросления и становления ребенка. Правда, если при этом соблюдается несколько условий.
Первое из них – различение добра и зла, плохого и хорошего. На самом деле к семи годам ребенок уже может и должен точно и четко различать, где плохо, а где хорошо. И это происходит не потому, что в день рождения ему эти знания открылись, а потому, что обычно в любой нормальной семье понятия добра и зла прививаются детям с самого малого возраста, с младенчества: «нехорошо драться», «плохо ябедничать», «молодец, помог маме» и т.д. К семи годам у ребенка нравственная база чаще всего сформирована, и главное в этот момент – не повторение уже пройденных основ, а освоение нового навыка: умения оценить себя в заданной с детства родителями системе координат, ответить на вопросы «где я?», «с кем я?», «как я поступил?», «так было хорошо или плохо?». Ребенок должен не просто научиться вербализовать свои переживания и представления о добре и зле, а найти в себе мужество увидеть себя честно, оценить себя самостоятельно, без наводящих вопросов и уж тем более – без категоричных готовых ответов родителей. Именно в этом возрасте он этому учится.
Конечно, совершенно справедливо заметил о. Максим Козлов, что в этом возрасте, наверное, еще нельзя говорить о покаянии, но то, что дети уже испытывают жгучее чувство стыда – это несомненно; то, что они переживают свои проступки – тоже. Да, это не покаяние в монашеском смысле, но здесь скорее сказываются особенности детской психики – острое переживание в момент «чрезвычайного происшествия» не может держаться долго, дети быстро выравниваются и к моменту исповеди в храме они приходят уже с пережитым, перегоревшим чувством, и специально «экзальтировать» их, заставляя переживать сделанное для них «давно», не только не нужно, но и вредно. Потому что подобное выжимание эмоций приведет скорее к развитию театральных способностей, притворства и подыгрывания взрослым. Также не менее вредно заставлять ребенка жить с постоянным чувством вины и стыда, возвращать его к собственным проступкам и прегрешениям; как бы некоторым благочестивым взрослым не казалось благодатным «закреплять» в ребенке покаянное чувство – это глубоко ошибочно (тем более что это и не покаяние, а способ психологического подавления и манипуляции: «Вот ты какой плохой, помни об этом») и вместо настоящего покаяния приводит к развитию не только комплекса неполноценности, но и к хроническому самокопанию и самопоеданию, которые ничего общего с покаянием не имеют.
«Разбор полетов», оценка острых, спорных ситуаций – подобные «духовные упражнения» совершаются чуть ли не ежедневно, а не раз в неделю по воскресеньям, это постоянное течение жизни и воспитательного процесса, и, конечно же, ребенок в этом возрасте еще достаточно сиюминутно воспринимает свои проступки. Чаще всего они и не настолько значительны, чтобы уделять им внимание и время, больше необходимого в каждом конкретном случае. И здесь возникает вторая проблема: а что именно ребенок должен «запоминать», чтобы потом донести до исповеди? Должны ли родители на чем-то акцентировать внимание ребенка, и если да – то каким образом?
Может быть, я скажу глупость, но мне никогда не хотелось обсуждать с детьми, что им нужно говорить на исповеди. Для меня исповедь – сокровенная территория, куда нет доступа третьим лицам. И взрослые должны не только воспитывать своего ребенка (да-да, в православной вере), но и – и это главное – любить и уважать. Не только никаких заранее подготовленных мамой «списков», но и мимолетных фраз вроде «не забудь сказать об этом священнику».
И уж конечно, совершенно недопустимо использование готовых списков грехов, которые предлагаются некоторыми православными сайтами. Например, такой: «Начиная с семи лет, дети (отроки) уже приступают к Таинству Причащения, как и взрослые, только после предварительного совершения Таинства Исповеди. Во многом грехи, перечисленные в предыдущих разделах, присущи и детям, но все-таки детская исповедь имеет свои особенности. Чтобы настроить детей на искреннее покаяние, можно дать им прочесть следующий список возможных прегрешений:
· Не залеживался ли в постели утром и не пропускал ли в связи с этим утреннее молитвенное правило?
· Каждое ли воскресенье ходил в церковь?
· Не отвлекался ли при молитве на посторонние мысли?
· Не одеваешь ли различные амулеты, например, знаки зодиака?
·Не гордился ли перед самим собой и перед другими своими успехами, способностями?
· Не ел ли в пост без разрешения родителей скоромного, например, мороженого?
· Не наносил ли побоев кому-нибудь? Не подстрекал ли к этому других?
· Не мучил ли животных?
· Не пробовал ли курить, выпивать, нюхать клей или употреблять наркотики?
· Не занимался ли рукоблудием?
· Не притворялся ли больным, чтобы увильнуть от своих обязанностей?»
Чтение подобного списка у меня вызывает только вопросы: был ли его автор ребенком сам? Уверен ли он, что ребенок с семи лет знает, что такое рукоблудие и почему нюхают клей? А сам автор молится непрестанно, видимо? Не отвлекаясь ни на что… Разве что на написание списка вопросов к исповеди, который вызывает в памяти известный церковный анекдот: «А не приходилось ли тебе ножом деньги выковыривать из церковной копилки? – Нет, но идея хорошая».
Ребенок вправе сам – в соответствии со своим уровнем психического и духовного развития – определить, что его тревожит, что он будет исповедовать. И даже когда ребенок напрямую спрашивает, а говорить ли ему о том или об этом на исповеди, лучше оставить за ним право выбора: «А ты как думаешь?» или «Скажи то, что тяготит, за что тебе стыдно», но не более того. Только так ребенок будет расти по-настоящему.
Третий вопрос – о частоте исповеди – прекрасно рассмотрен в той же статье о. Максима «Детская исповедь: не навреди!»: «Отчасти на собственных ошибках, отчасти советуясь с более опытными священниками, я пришел к выводу, что детей надо исповедовать как можно реже. Не как можно чаще, а как можно реже. Худшее, что можно сделать, — это ввести для детей еженедельную исповедь. У них она более всего ведет к формализации… Когда ребенка первый раз приводят в поликлинику и заставляют раздеться перед врачом, то он, конечно, стесняется, ему неприятно, а положат его в больницу и будут каждый день перед уколом рубашку задирать, то он начнет делать это совершенно автоматически без всяких эмоций. Так же и исповедь с какого-то времени может не вызывать у него уже никаких переживаний. Поэтому, благословлять их на Причастие можно достаточно часто, но исповедоваться детям нужно как можно более редко… Думаю, добро будет, посоветовавшись с духовником, исповедовать такого маленького грешника первый раз в семь лет, второй раз – в восемь, третий раз – в девять лет, несколько оттянув начало частой, регулярной исповеди, чтобы ни в коем случае она не становилась привычкой». Единственное, что, может быть, хотелось бы уточнить: наверное, нет смысла привязывать исповедь к дням рождения или каким-то «периодическим» датам – может быть, стоит просто разрешить ребенку самому определять, когда он хочет исповедоваться. Хотя пока у нас это в большинстве приходов невозможно – и даже семилетнего ребенка могут не допустить к причастию без обязательной исповеди.
Опять же, если говорить о том, что ребенок теряет остроту чувства исповеди, повторяя одни и те же грехи каждый раз, а потому нужно исповедь минимизировать, нужно понимать, что, как и любое явление, подобное «эмоциональное затирание» имеет две стороны: с одной стороны, мы видим равнодушие, привыкание, механистичность, с другой же – если чувства ребенка и искренни и живы, то его самого подобная ситуация тяготит и подвигает к какому-то более осмысленному отношению к своим поступкам. И здесь, наверное, важно, чтобы ребенок не оказывался в общей атмосфере равнодушного «грехоразрешения», когда ни родителям, ни священнику по большому счету нет дела до него.
Внутренняя родительская деликатность, «невмешательство» во внутренний мир ребенка не означает при этом равнодушия и холодности, наоборот, подразумевает не навязывание себя и своего мнения, а внимательное вслушивание в ребенка, наблюдение за тем, чем он живет и дышит. При соблюдении этих условий чаще всего ребенок будет открыт перед родителями, будет сам делиться своими сомнениями, спрашивать совета. И в этом случае, конечно, помощь родителей необходима. В общем-то это общеизвестные и банальные истины, которые можно выразить одной фразой: дорогие родители, голова и сердце должны работать одновременно и всегда, а не попеременно и с перерывами на сон и обед.
Кроме вопросов исповеди, подготовка к причастию включает в себя еще и пост, и молитвенное правило. Естественно, меру поста для ребенка определяют родители, исходя из мнения о духовной и физической крепости собственного чада, из наличия свободного времени и денег, а также – и это, пожалуй, во многом определяющее – из собственных представлений о посте. Чаще всего, говоря о посте, в первую очередь говорят о еде. Во многих статьях в последнее время высказывается справедливое мнение о том, что при соблюдении всех положенных постов, обязательный трехдневный пост перед причастием становится, мягко говоря, непосильным бременем. Особенно справедливо это в отношении детей.
Православно-кулинарный культ, торжествующий последние двадцать неофитских лет в нашей стране, очень удобен – в общем-то он сводит пост к простым, понятным и наглядным вещам; легко можно определить, кто и как поститься, насколько строго и т.д. И это состояние настолько соблазнительно, что чаще всего разрешением вопросов меню пост исчерпывается. Однако правильнее было бы исходить из того, что пост – это в первую очередь аскеза, самоограничение. И, соответственно, выстраивать детский пост исходя из этого – действительно, для детей гораздо тяжелее не смотреть целый день телевизор и не играть в компьютер, чем не есть мясо или рыбу. А еще труднее – не ссориться, не ругаться друг другом, не вредничать и не капризничать. И настоящим подвигом для ребенка будет не питание макаронами (на самом деле это мамин подвиг – приготовить, а потом еще и накормить ребенка постным), а день без ссор и капризов с братьями и сестрами, помощь родителям и т.д.
Что же касается молитвенного правила, то здесь желательно понимать, что ребенок в этом возрасте, во-первых, быстро устает, во-вторых, способен более-менее долго концентрироваться только на том, что ему действительно интересно. А повторять непонятные слова, да еще и долго – е всегда интересно даже взрослому. Но из-за того, что привязанность детей к родителям в этом возрасте по-прежнему на первом месте, чтобы не огорчать маму или папу, ребенок может стоять рядом, притворяться, что молится, но скорее всего думать он будет о чем-то своем. И поэтому, наверное, логичнее было бы ограничить молитвенное правило для таких детей максимум пятью минутами, при этом ребенок вполне уже может читать какие-то понятные ему молитвы, пусть это будет «Господи, помилуй» и «Отче наш». Можно превратить в интересное занятие чтение на церковно-славянском, с разбором букв, с их рисованием, с рассказами о том, каким был алфавит раньше и т.д. В общем от родителей зависит, будет ребенок так или иначе вовлечен в молитву или же будет только ее изображать.
В многодетных семьях с разновозрастными детьми совместное чтение молитвы – по очереди, каждый по какому-то посильному ему кусочку – по-настоящему привносит дух единства и слаженности в семью: «где двое или трое собраны во имя Мое…». Думаю, нет необходимости говорить о том, что молитва несовместима ни со строгостью «из под палки», ни со сладкими причитаниями. Искренность – не только в словах, но и в эмоциях, в чувствах – может дать ребенку ощущение реальности, правдивости молитвы. И, конечно, молитва, как и пост, не должна быть самоцелью. Пусть лучше это будет живой и короткий разговор с Богом, своими словами: «Да, прости меня, устал и не могу сейчас читать молитвы, но я помню Тебя, я стремлюсь к Тебе, ищу Тебя», – чем монотонное и унылое, но доскональное вычитывание.
Все-таки в семье учитываются интересы и возможности всех – от самого маленького до самого большого, только тогда это настоящая семья. Когда же чье-то мнение или состояние оказывается «неважным», потому что этот кто-то мал или слаб, или «еще не дорос», и потому его изо всех сил тянут к заоблачным высотам и ангельскому образу, потому что родители хотят быть «правильными», чувствовать, что воспитывают ребенка «в вере», то скорее всего когда маленький подрастет и наберется сил, он также не будет учитывать мнение родителей – ведь они сами научили его тому, чтобы не слышать другого.
Поэтому если ваш ребенок говорит, что устал и не хочет в храм, услышьте его, не тяните, дайте отоспаться, не обличайте его, не обвиняйте, не корите. Если не хочет читать молитвы – отступите, не сердитесь, поймите его. Попробуйте относиться к нему; как к человеку, к живому и в общем-то не принадлежащему вам безраздельно. Разрешите вашему ребенку ошибаться – он не должен быть идеальным, это ненормально.
Подводя итог, можно сказать, что главное в этом возрасте – быть внимательным к своему ребенку, причем не только на уровне «что поел и какую оценку получил», а интересоваться, чем живет, о чем думает, что его беспокоит. Именно в этом возрасте отношения ребенка и родителей постепенно вырастают из младенческого «большой – маленький» и превращаются в то, что можно назвать дружбой. Конечно, в этой дружбе сохраняются отношения «старший – младший», но они не довлеют, а придают тепло, доверительность и постоянство. Не только родители «вслушиваются» в ребенка, но и он – в них, он копирует, перенимает и пытается понять и осознать. Поэтому важно не просто его выдрессировать, приучить к определенному порядку действий или ритуалу, но объяснить, пережить что-то важное с ним вместе. В общем-то если в семье выстроены правильные – человеческие, настоящие – отношения между взрослыми и детьми, то и подготовка к причастию не станет проблемой: помните про голову, сердце и про то, каким вы сами были в этом возрасте.
Наша Ефросиния зависит от момента –
то божественна, а то амбивалентна.
Борис Гребенщиков
Сегодня многие ставят вопрос о том, почему в наших храмах много маленьких детей и людей в возрасте, но практически нет подростков. Тема ухода подростка из Церкви рассматривается под самыми разными углами – от истерически-нервного «Ах, мой сын был таким ангелом, а сейчас в храм не затащишь» до трезво-практического «Надо дать подросткам какое-то дело, пусть чувствуют себя нужными и полезными для Церкви».
Во всех этих мнениях есть своя доля правды – и в безутешных эмоциях (ведь любящий родитель ой как переживает за свое непутевое чадо), и в поисках прагматических решений (неприкаянность не только подростков, но и взрослых людей в нашей Церкви – отдельная тема для разговора). Попробуем поговорить о подростках и мы – повторюсь, исходя из собственного в общем-то ограниченного опыта и наблюдений. А для этого остановимся для начала на нескольких основных характеристиках этого возраста.
Впечатлительным женщинам и
«благочестивым» мужчинам
читать не рекомендуется.
Как бы не хотелось нам замять тему сексуальности в человеке, как бы не мечталось все свести к тому, что любые ее проявления – это блуд и грех, все-таки нужно найти в себе мужество, чтобы признать, что сексуальность заложена в природе человека. И именно в возрасте 10–16 лет она начинает формироваться и проявляться. Причем это отнюдь не только желание одеваться красиво для девочек и попытки выглядеть круто для мальчиков. Это, с одной стороны, физические и гормональные изменения, происходящие в каждом – повторюсь, в каждом – ребенке, даже если его родители очень благочестивы, и, с другой стороны, это пробуждение интереса к противоположному полу – зачастую неосознаваемое, скрываемое, игнорируемое, но неизбежное. Именно сексуальность – определяющая (мейнстримная, как модно говорить) характеристика подросткового возраста.
И в обычных, неправославных, семьях – этот возраст и эпоха сексуального взросления ребенка становятся проблемными, в православной же семье возникает конфликт в квадрате, потому что большинству родителей, чаще всего не так уж давно воцерковившихся, кажется, что происходит катастрофа. Ведь в большинстве православных брошюр теме «блуда», под который подводится все, что только можно, уделяется огромное и пристальное внимание, об этом говорят в проповедях, обсуждают в жж-сообществах, в общем, эта тема – одна из топовых (уж извините за такое слово) в современной православной среде:
«Но много ли вы видели людей, которые приходили каяться не только в том, что пили или прелюбодействовали? Покаяться в прелюбодеянии — это пожалуйста, это единственный грех, который они помнят и осознали, что, впрочем, не мешает им потом бросить жену… А что гораздо больший грех быть гордым, важным, нетерпимым и сухим с людьми, отпугивать, грубить… Есть один удивительный разговор, когда апостолы не могут принять слова Христа о том, что двое должны стать одной плотью. Они спрашивают: как так? Это же невозможно человеку? И Спаситель открывает им эту тайну, говорит, что действительный брак — это абсолютное соединение, и добавляет очень милостиво: «Кто может вместить, да вместит». То есть кто может понять, тот поймет. Так все перевернули и сделали даже закон в католических странах, что нельзя разводиться. А вот попробуйте сделать закон, что нельзя наорать.
Однако трендовая тема «грязной сексуальности» настолько порабощает умы и сердца большинства православных, что дети из этих семей, осознавая, что у них пробуждается внутри «запретный» интерес, появляется что-то, о чем можно говорить только брезгливо поджав губы, оказываются перед непростым выбором, категоричность которого вполне вписывается в рамки подростковой логики: либо делать вид, что ничего не происходит и лицемерно продолжать изображать из себя примерное чадо, либо отвергнуть все, что сковывает и мешает, объявив ханжеством и жизнь родителей, и заодно Евангелие.
Зачастую, эти фазы следуют одна за другой. Православный подросток не может примириться со своей сексуальностью, пока он находится в двумерной плоскости, противопоставляющей тело духу. Об этом упрощении, в частности, очень хорошо пишет Михаил Завалов:
«Сексуальность «проклята», это звериная и мерзкая сфера жизни, которой чем меньше, тем лучше; это неизбежное зло, это всегда блуд, похоть и грех, с которыми кому-то приходится заключать компромисс ради продолжения рода, но которые оскверняют человека. Такая «дуалистическая» позиция (мерзкое тело и прекрасный, но пленный дух) всегда сопровождала христианство (в виде гностицизма, манихейства, богумильства и бесчисленного множества подобных направлений, вроде, скажем, Льва Толстого с его «Крейцеровой сонатой»), но она просто выплескивает с водой младенца. Это неверный взгляд не только на христианский брак, но и просто на природу человека, который парадоксальным образом сочетает в себе дух и тело. Часто именно такая дуалистическая позиция порождает у сторонников «сексуальной свободы» убеждение в том, что христианство – это просто набор устарелых, авторитарных и бесчеловечных табу. А у христиан, состоящих в браке, такая позиция порождает мучительную раздвоенность: как будто они любят друг друга двумя отдельными видами любви – телесной и духовной. Но в том-то и состоит суть брака, что тут эти трудно соединимые вещи должны стать единым целым. Так брак возвращает его участникам целостность».
Родители подростков, даже православные, к тому времени сами уже достаточно повзрослевшие, вполне в состоянии выйти из этой двухмерной логики, какой бы привлекательной она не казалась. Да, не стоит бросаться на собственное чадо с уроками секспросвета. Вполне достаточно понимать, что происходит с ребенком, какие вопросы у него возникают и, конечно, быть готовым ответить на эти вопросы – тактично и бережно. Мне не хочется писать инструкций с советами о том, как и что говорить подростку, потому что каждый подросток, как и каждая семья, по-своему уникален, и родителям лучше знать, какие подобрать слова, чтобы не просто объяснить ребенку что-то, но и не ранить его при этом, не навязать чувство вины за то, что он переживает, не разрушить взаимопонимание.
К тому же демонизация сексуальности может ударить и по самим родителям – каждый подросток рано или поздно понимает, что его родители занимаются «ЭТИМ». И если до того он слышал только про «блуд» и «скверну», вполне вероятно, что он сделает для себя соответствующие выводы: и эти люди запрещают мне ковыряться в носу…
Часто осознание собственной сексуальности вызывает у детей из правильных православных семей протест. И не только потому, что это в их понимании «скверна», но и потому, что они чувствуют себя ответственными за то, что с ними происходит – за те в общем-то естественные физиологические процессы, изменить которые собственным волевым усилием невозможно. Это действительно мучительно – именно потому, что стыдно. Стыдно говорить об этом на исповеди. Стыдно обсуждать с родителями. Ребенок может замкнуться, отгородиться. Любое неловкое слово или взгляд со стороны старших, со стороны авторитетных людей может ранить настолько глубоко, что ребенок закроется очень надолго. И здесь – к вопросу об исповеди подростков – немалая ответственность лежит на священниках: ведь излишняя категоричность или жесткость может привести к тому, что подросток хлопнет дверью и больше не войдет в храм. Ведь одновременно с чувством вины за собственную сексуальность в нем есть и понимание того, что он не уникален – этим путем проходят все. И он начинает искать «себе подобных», «тех, кто его поймет», друзей.
Второй очень важной чертой подросткового возраста является стремление детей к социализации: они ищут и находят свое место в обществе. Правда поначалу это такое «мини-общество», своеобразная модель взрослого общества, или, иначе говоря, «тусовка». Именно сейчас им, как никогда, нужны соратники. Именно сейчас каждый из них должен стать «членом группы» – это неизбежный этап взросления, своеобразная ступенька к окончательному выходу из семьи, вылету из родительского гнезда.
Об этом в общем-то знают все родители подростков, не говоря уж о психологах и педагогах, немало написавших о роли коллектива в воспитании подростков. Именно существование в группе дает почувствовать свою значительность и самостоятельность, является, по сути, этаким жизненно необходимым вариантом ролевой игры в «общество». В связи с этим родители должны понимать, что насильное удерживание ребенка дома или в той среде, которая приятна родителю, скорее всего, приведет либо к разрыву отношений с ребенком, либо к инфантилизации последнего.
Ребенку жизненно необходима среда существования, и что особенно важно – вне семьи, где он по-прежнему считается ребенком (даже если родители умные и продвинутые и не сюсюкают с ним, и вообще у них все хорошо). И здесь задача родителей – найти такую среду, вернее, помочь ребенку найти ее. Желательно, чтобы эта среда нравилась и вам и ему, а не так: «Ой, пойди-ка ты сынок с нами (тетушками лет 40-60) сегодня помогать в храме прибираться». Или же ребенок найдет ее сам – и не факт, что это будет та группа подростков, которая вам понравится.
Мне сложно советовать православным родителям что-то конкретное, тем более что ситуация в регионах отличается от ситуации в Москве. Но, возможно, кому-то понравится идея «Братства православных следопытов» или других подобных молодежных организаций, где детей не консервируют и не замораживают, запихивая в рамки «идеального христианина», а воспринимают ребят такими, какие они есть, и работают с ними. Есть несколько очень удачных подростковых групп на приходах, где создана атмосфера дружбы, взаимопонимания, и в то же время своеобразной подростковой вольницы (в хорошем смысле), например, приход Космы и Дамиана на Маросейке в Москве. В общем ищите, дорогие родители. Или дайте вашим детям возможность искать самим. А это очень непросто – потому что страшно.
Родители всегда боятся за своих детей. За маленьких страшно – не то съедят, не так шагнут, за больших страшно вдвойне – возможностей для собственных поступков у них гораздо больше, а вот опыта и, что уж там говорить, ума, нам кажется, меньше.
И вот в подростковом возрасте наше чадо начинает совершать какие-то «свои» поступки, принимать «свои» решения. Чаще всего инстинктивно родители сразу же встают в позицию обороны и громко выражают протест – это, конечно, вовсе не со зла, а от горячей родительской любви, но результаты таких «любовных» проявлений могут быть весьма плачевными: от ухода ребенка в глухую оборону до развязывания настоящей войны. Поэтому родителям нужно учиться – в этом возрасте особенно – во-первых, произносить слово «нет», прежде всего подумав, а почему собственно «нет»?Это «нет»инстинктивное или разумно-обоснованное?
И, во-вторых, учиться не бояться. Легко говорить, скажете вы. Да и я сама себе так говорю все время. Но уж если мы заявляем, что мы христиане, если уж мы молимся на каждой службе о том, чтобы предать наши жизни – и жизни любимых наших – в руки Господа, давайте будем стараться доверять Ему. Идоверять нашим детям. Дадим им возможность принимать решения и ошибаться. Отойдем на шаг, не будем без конца хватать их за воротник, чтобы не упали – все-таки они уже давно научились ходить.
Более того, ошибки в этом возрасте необходимы. Нужны разочарования и падения – чтобы, во-первых, понимать, что каждое твое действие не остается без последствий, и, во-вторых, чтобы не бояться жить и поступать самостоятельно. Ведь страх ошибки может настолько блокировать волевую сферу, что человек становится своеобразным психологическим «овощем» – того боюсь, этого боюсь, и там согрешу, и здесь упаду,и потому лучше уж вообще ничего делать не буду. И превращается в того самого человека из причти о талантах, который закопал свой кусок серебра в землю – как бы чего не вышло. Что с ним стало – напоминать не надо.
А как же подготовка к причастию, спросите вы? Это какая-то статья по подростковой психологии, а не о подготовке к причастию… Нет, все предыдущее было сказано неспроста. Чтобы понимать, что такое подготовка ребенка к причастию в этом возрасте, нужно понимать, что он из себя представляет. И уж исходя из этого – принимать решения.
Итак, в итоге у нас получилось несколько ключевых моментов, несколько слов, которыми можно описать подростка: самостоятельность, сексуальность, поиск группы и своего места в ней и, как итог, отделение себя от родителей (пусть только на психологическом уровне).
В связи с этим, мне кажется, постепенно, начиная с 10-11 лет, надо давать ребенку самому возможность выбирать: у какого священника исповедоваться, какие молитвы читать ко Причастию (и читать ли вообще – я понимаю, что это ересь со стороны православно-православных), идти ли с вами в храм или нет, причащаться или нет. Он уже вполне в состоянии сам решить эти вопросы, оставьте свой родительский задор – поберегите его для внуков.
Более того, позвольте вашему ребенку найти свой приход, свой храм. Или даже – сейчас я скажу страшное – совсем уйти из храма. Он имеет на это право, хотя бы только потому, что он – не ваша собственность. Он может потерять веру – как и любой другой человек. Он может разочароваться, он может заскучать, он может быть самим собой – пусть это даже не понравится вам.
На этом этапе ваша задача – не насильно причастить его и отпустить на все четыре стороны, благочестиво выдохнув «Слава Богу, причастился», а не потерять контакт, сохранить любовь и доверие вашего ребенка, остаться с ним на одной волне. Вы должны сделать все, чтобы в случае беды он пришел к вам, не боясь услышать что-нибудь вроде «сам виноват» или благочестивого «тебя Бог наказывает». И в случае радости – тоже. Чтобы вы могли, по слову апостола, плакать со своим ребенком, когда ему плохо, и радоваться с ним, когда ему хорошо. По сути, ваша задача, оставаясь родителем, стать Человеком – любимым, близким, верным.