Священномученик Аркадий (Остальский) «О Таинстве Евхаристии»

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Таинство Евхаристии, о котором я буду говорить сегодня, – это вершина религиозного восхождения человечества.

Медленно и постоянно поднималось человечество с низших ступеней религиозного сознания на эту вершину.

Религии, даже языческие религии, это не бессвязные собрания соблазнительных человеческих заблуждений, как принято думать, – это пути искания Бога, лествица, этапы Богопознания.

В том, что для непросветлённого и предубеждённого взора представляется каким-то непонятным и фантастическим хаосом, в том, при свете высшего понимания, открывается внутренняя закономерность и последовательность, закон развития и поступательного движения.

Наш русский мыслитель Владимир Соловьёв указывал на четыре предварительные ступени на пути Богопознания.

Если мы посмотрим на низшие формы религиозной жизни, то мы увидим, что в то время человек ещё точно не знает, чему он поклоняется. Он ещё не отделяет Бога и духовного мира от мира внешнего, видимого. Это первая ступень религиозной жизни, когда человек поклоняется видимому миру, видимым предметам.

На второй ступени религиозного познания человек начинает понимать, что духовный мир – это иной мир, отличный от мира видимого. Он ещё не в силах понять, что такое представляет собою этот мир, но он уже не может утверждать, что этот внешний мир есть подлинная действительность. Он приходит к мысли, что всё видимое есть только сон, но он не в силах определить, в чём истинная действительность. Эта ступень, на которой стоит индусская религиозная философия – буддизм.

Третьей ступени достигли греческие философы, греческие мыслители. Они пришли к мысли о том, что над этим видимым миром, есть другой мир – мир духовный. Но они не могли найти пути к этому миру, связи между этим идеальным миром и миром явлений. Мир идей был для них недоступным, закрытым. Между ним и видимой действительностью лежала ничем незаполненная пропасть.

И вот, наконец, четвёртая ступень, на которой стоял богоизбранный иудейский народ. На этой ступени божественный мир открылся человеку явлением Бога и Его силы. Духовный мир открылся человеку, как личность, как живое существо. Бог не только явился избранному народу, но и заключил с ним завет. Но и здесь мы видим только внешний закон, которым человек был связан, и который он должен был исполнять. Поэтому и этот внешний закон не представлял собою последней ступени религиозного восхождения. Поэтому в недрах самой иудейской религии зародилась тоска о каком-то ином завете, который будет записан не на каменных скрижалях, а на скрижалях сердца. Пророки иудейские, как мы видим, пророчествуют и предвозвещают об этом Новом Завете.

И вот Новый Завет осуществился в лице Господа нашего Иисуса Христа. Господь наш Иисус Христос есть истинный Богочеловек, т.е. в Нём Божественное естество и человеческое естество соединились в одно лицо и в одну ипостась. Поэтому можно сказать, что в лице Господа нашего Иисуса Христа человечество достигло той ступени религиозной жизни, к которой оно стремилось в течение всей своей истории, и выше которой нет ничего, потому что здесь человек настолько соединился с Богом, что воистину в лице Иисуса Христа мы имеем истинного Бога и в то же время истинного человека. И не только Господь в лице Иисуса Христа принял на Себя человеческое естество, но это человеческое естество он вывел из смертного уничижения и сделал его бессмертным. Он спас его от смерти и вознёс в лоно Божественной жизни. Так в лице Иисуса Христа совершилось то чудо, которого чаяли все народы. Но дело спасения человеческого рода было бы далеко не законченным, если бы оно завершилось только одной личностью Господа нашего Иисуса Христа, если бы Господь наш соединился с миром в одной только плоти. Нет, то, что совершено в этой плоти, то должно распространиться на весь человеческий род. Дело боговоплощения для того, чтобы быть спасительным для всего мира, должно быть продолжено во всём мире, во всём человечестве. Богочеловек должен был явить миру богочеловечество, тайна Христа должна была стать тайной каждого верующего, и это-то и совершается в таинстве Божественной Евхаристии. В этом таинстве мы действительно видим продолжение боговоплощения, здесь мы видим, как тайна Богочеловека становится тайной богочеловечества. В таинстве Евхаристии каждый верующий соединяется со Христом таинственными, неразрывными узами, он соединяется так, что действительно становится одним с Ним духом и одной плотью.

Как часто, конечно, мы все мечтали о том, чтобы жить нам в то время, когда Господь наш Иисус Христос жил на земле и ходил среди подобных нам. Как часто хотелось видеть нашего Господа телесными очами. Но, братья и сестры, мы с вами имеем больше этого, потому что мы можем не только видеть Господа очами духовными, но мы можем сопричаститься Его Божественной плоти, можем соединиться с Ним в несказанном соединении.

Человеческая любовь никогда не даёт человеку совершенной полноты соединения, потому что, как бы тесно человек ни соединился с другим человеком, как бы он не был близок этому человеку, он всё же никогда не достигает совершенного с ним единства, всегда между одним и другим человеком стоит какая-то невидимая, но в то же время реальная грань. Между тем, в таинстве Евхаристии мы действительно соединяемся с Господом в единый дух и единую плоть, соединяемся в совершенном соединении. Это таинство возводит нас от нашего тленного бытия к нетленной совершенной жизни. Это таинство не только нас освящает, но оно нас «обожает», т.е. возводит в самые недра Божественной жизни, соединяет со Спасителем совершенным соединением.

Но тут возникает вопрос: почему же Господь для совершенного единения человека с Собой указывает нам именно этот путь, на котором Он становится пищей человека, так что человек принимает Тело своего Господа под видом вина и хлеба, принимает Его, как пищу? Почему именно такой путь указывает Господь и, таким образом, естественный процесс питания становится для нас величайшим путём, путём таинственного Богообщения?

Для того чтобы это понять, мы должны вдуматься в самую сущность того, что такое человеческое питание, вдуматься в то, что происходит с человеком в то время, когда он питается, когда он принимает обычную пищу. Человек должен питаться, должен принимать пищу, потому что он так устроен, что сам в себе не находит достаточно жизни, а непременно должен черпать эту жизнь из внешнего мира, из окружающей его стихии. Когда он питается, он вбирает в себя эту стихию. Человек принимает хлеб, но ведь этот хлеб вырос из земли, а земля питалась и водой, и лучами солнечными, и орошалась дождями. Прав один мыслитель, который говорил, что когда мы принимаем в пищу хлеб, то в тоже время мы как будто принимаем и небо, и воду, и все стихии мира, и солнечные лучи. Поэтому, когда мы питаемся, мы приобщаемся ко всем этим естественным стихиям, соединяемся с ними так, что они претворяются в нашу плоть и кровь. Но это соединение является у нас стихийным, процесс питания является неразумным, так что, хотя мы и приобщаемся ко всей природе, но это соединение внешнее.

Питание обрекает нашу личность, наше существо на зависимость от внешней природы. Принимая пищу, мы тем самым подчиняемся законам внешней природы, законам необходимости, законам плоти. Учение материализма хочет утвердить до конца это подчинение духа законам плоти. Оно утверждает, что питание есть самое важное, что духовная жизнь должна находиться в зависимости от процесса питания. Когда диавол приступил ко Господу, он тоже искушал Его этим самым. Он говорил: «Если Ты Сын Божий, то сделай так, чтобы эти камни стали хлебом». Диавол хотел, чтобы Господь Свою духовную силу употребил на служение плоти, он хотел процесс телесного насыщения поставить выше духовной жизни. Так хотели и иудеи, которые требовали манну с неба. Но Господь сделал иначе. Он сказал, чтобы мы думали не о пище телесной, а о пище нетленной, пребывающей вечно. Он сказал, что Он Сам есть хлеб жизни, что Его Тело есть истинная пища, а Кровь Его – истинное питие. Таким образом, Он сделал обратное тому, что от Него хотели иудеи. Он подчинил телесное духовному и не только подчинил, но и возвёл его на высшую ступень совершенства.

Именно так относится христианство к питанию. Оно освящает нашу пищу тем, что, например, когда мы принимаем освященный хлеб, мы не только совершаем процесс питания, но этот процесс становится в нас источником нашего освящения. А в таинстве Евхаристии стихийный телесный процесс питания получает совершенное духовное содержание, так что питание становится в нас источником нашего непосредственного общения с Господом. Если естественное питание соединяет нас с мёртвыми стихиями мира, то таинство Евхаристии соединяет нас с нетленной плотию Господа Иисуса Христа.

Если естественное питание даёт мертвенное единство со стихиями мира, то духовное питание, Евхаристия, даёт нам живое, личное общение с Господом. Таким образом, духовное питание является путём к полноте Богообщения, и благодаря ему достигается полная гармония в нашем существе. Самый корень нашей телесной жизни освящается, одухотворяется и, таким образом, наша духовная жизнь получает внешнее телесное выражение, а наша телесная жизнь освящается в самом своём корне, в самом своём существе.

Вот почему Господь предлагает нам Своё Тело и Свою Божественную Кровь именно так, под видом питания, и тем самым Он освящает в нас тот процесс, который является таким обычным, освящает само наше существо, саму нашу плоть.

Но, братья и сестры, возникает ещё вопрос, вопрос о самой сущности того, что совершается в божественном таинстве Евхаристии. Мы говорим, что в этом таинстве вино и хлеб прелагаются в Тело и Кровь Господа. Нам часто задают вопрос о том, как это совершается, и этот же вопрос нередко возникает и в нашем сознании. Но когда это случается, мы должны помнить, что впервые этот вопрос поставили враги Христа – иудеи, которые во время беседы о святом таинстве спрашивали: «Как может Он дать вам Свою плоть есть?». Кирилл Александрийский говорит: «Берегитесь этого «как», потому что если будете спрашивать, как это совершается, то будете подражать этим, отступившим от Господа иудеям». Здесь тайна, здесь вера. Верующий человек не боится тайн, потому что религия неизбежно предполагает тайны. Если бы не было тайн, то не было бы и веры, потому что мы верим в то, что превышает наше обычное естество, мы верим в то, что выше нашей естественной жизни, и что должно неизбежно быть для нас таинственным. И если вера наша, наша религия полна тайн, если, чем больше наша вера, тем больше этих тайн, то, конечно, особенная тайна присуща этому величайшему таинству христианской жизни, таинству Божественной Евхаристии.

Поэтому мы можем сказать, что здесь тайна и что мы не знаем, как совершается это Божественное чудо, но мы верим и исповедуем то, что оно действительно совершается. Православная Церковь, говоря об этом таинстве, учит, что св. Дары «прелагаются». Католическая же Церковь больше употребляет другой термин – «пресуществление». Этот термин принимает и наша Церковь, но она не вкладывает в него того содержания, которое влагает в него западное учение. Западное учение хочет проникнуть этим термином туда, куда мы не должны проникать, в самое существо таинства. Западное учение хочет этим термином объяснять, как это таинство происходит. И вот какое объяснение оно предлагает: когда мы видим какой-нибудь предмет, то мы видим признаки этого предмета – его окраску, цвет, запах и т.д. Философия говорит, что эти признаки не являются сущностью предмета, это всё случайные признаки, зависящие от того, что мы так предмет воспринимаем, а сущность предмета для нас остаётся неизвестной. И вот Западная Церковь говорит, что во время таинства внешние признаки предмета остаются неизменны, беспеременны, но самая сущность изменяется и совершается «пресуществление». Православие не отвергает этого термина, но оно говорит иначе, – как бы так: вот солнце светит, и все мы питаемся и живём солнечными лучами. Если бы солнце погасло хотя бы на краткий срок, то окончилась бы всякая жизнь. Что касается того, как именно светит солнце и в чём сущность его света, то от этих слов и размышлений самый солнечный свет не меняет своих свойств. Так и от теорий наших не меняется свойство таинства. Таинство Евхаристии есть солнце, которое нам светит и греет, и мы знаем, что оно действительно нас животворит, что же касается вопросов о том, как совершается таинство, то мы их просто не ставим.

Я укажу только на один пример, на который указывают многие святые отцы и особенно Григорий Нисский. Он сравнивает то, что происходит на престоле с тем, что происходит в обычной жизни; ведь и в обычной жизни хлеб и вино становятся нашим телом и кровью в процессе питания. Это тоже тайна, потому что наука до сих пор не может объяснить, как органически мёртвое может стать живым, она никогда этого не объяснит, т.к. она не может сделать из мёртвого живого, а между тем, в обычной жизни эта тайна совершается с каждым из нас. Эта тайна является прообразом той величайшей тайны, которая совершается на престоле, когда действительно хлеб и вино претворяются реально, прелагаются невидимо для нас, но ощутимо для сердца в Божественную Плоть и Божественную Кровь Агнца.

Братья и сестры, святая Евхаристия иначе называется жертвой. С таким наименованием мы постоянно встречаемся. Жертву Господь принёс однажды, принёс её для искупления нашей нечистоты и наших грехов. Западные богословы выставляют много разных теорий для объяснения сущности искупления. Восточные же богословы, св. отцы, предпочитают здесь молчать, потому что опять здесь тайна великая. Христос искупил нас любовию. Он пришёл в мир, в мир, полный злобы и ненависти, и этому миру Он противопоставил Свою волю, Свою любовь. И мир Его возненавидел, мир стал Его гнать и распял, но Он ответил на это любовию и ни разу не поколебался в Своей жертве. Эта жертва Христа заключается в совершенной любви.

Святой Исаак Сириянин говорит о любви Отца Небесного и Христа к миру: «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единородного дал есть за него на смерть, не потому, что не мог искупить нас иным образом, но чтобы научить нас тем преизобилующей любви Своей, смертию Единородного Сына Своего приобщить нас к Себе. А если бы у Него было что более драгоценное, и то дал бы нам, чтобы сим приобрести Себе род наш. И по великой любви Своей не благоволил стеснить свободу нашу, хотя и силен Он сделать это, но благоволил, чтобы любовию собственного нашего сердца приблизились мы к Нему. И Сам Христос по любви Своей к нам послушен был Отцу Своему, чтобы с радостью принять на Себя поругание и печаль».

Жертва Богочеловека в совершенной любви. Но эта жертва становится спасительной для нас только тогда, когда мы сами к ней приобщаемся, когда она распространяется на нас.

Что же совершается в миг причащения? Совершается вот что: здесь на престоле возлежит тот же Агнец, Который заклан за грехи мира, здесь плоть Господа, хотя и прославленная, но претерпевшая все преследования и беззакония мира. Эта жертва – это воплощённая и совершенная любовь возлежит на престоле. И вот, когда мы подходим к причастию, мы причащаемся этой совершенной жертве, этой совершенной любви.

Подумайте, братья и сестры, о том, какую ответственность мы берём на себя каждый раз, когда подходим к Св. Причастию. Ведь Господь отдаёт нам в этой жертве Самого Себя. Вот Он возлежит на престоле и сейчас Он войдёт в наше сердце, войдёт в нашу душу. Он понесёт на Себе наши беззакония и нашу неправду. Он соединится с нами, и наши личные грехи, наши беззакония возлягут на Него.

Братья и сестры, Его жертва любви есть жертва для всякого, Он отдаёт Себя в жертву для каждого из нас. Вы знаете, что значит принять жертву любви? Это значит ответить не эту жертву такой же жертвой. Когда человек жертвует для нас своей жизнью, и мы принимаем эту жертву, это значит, что мы тоже обязываемся, если нужно будет, отдать для этого человека жизнь, потому что жертву жизнью можно принять только тогда, когда сам за это отдаёшь жизнь. Поэтому, каждый раз, когда мы причащаемся, когда принимаем Божественную Плоть и Кровь, мы сами в это же время даём страшный обет, обет жертвы любви, мы обещаем Господу отдать всю свою жизнь даже до смерти. Поэтому миг причащения есть в то же время миг страшного обета, это страшная минута, когда человек принимает жертву и в то же время приносит себя в жертву.

Пусть же, прежде чем подойти к св. Чаше, каждый подумает о том, что он делает. Ведь он обещает всё сердце, всю жизнь даже до смерти отдать Богу. Если он этого не сделает, то он будет виновен перед Телом и Кровию Спасителя, если он нарушит свой обет, то он надругается над Божественной жертвой.

Когда мы подходим к Телу и Крови Господа, мы не должны забывать, что Господь есть Путь, Истина и Жизнь. Он есть Жизнь, но в то же время и Путь. Эта жертва есть путь, путь Голгофский, путь страданий, путь жертвы. И вот, когда мы принимаем Тело и Кровь Господа – это значит, что мы вступаем на определённый путь, на путь жертвы, отдачи себя на путь жертвы любви. Если мы причащаемся, то значит мы должны идти в мир тем же жертвенным путём, каким шёл Господь. Мы уже не можем бороться со злом посредством зла, мы уже не можем ненавидеть и проклинать, мы можем только жертвовать, жертвовать всей полнотой своего существа. В этом сущность пути на Голгофу. И если мы принимаем св. Тайны, мы тем самым уготовляем свою душу ко всяким страданиям, и мы уже не должны бояться никаких страданий, которые посылаются Господом. Мы уже должны нести эти страдания и внутренне, и внешне, как тот удел, в котором мы соединяемся с Господом.

Вы видите, братья и сестры, какие обязанности возлагает на нас причастие Божественной жертвы. Помните, что по слову Апостола, каждый раз, когда мы подходим к св. Чаше, мы возвещаем смерть Господа, мы приобщаемся этой смерти, мы её принимаем как то, что Он принял ради нас. Мы эту жертву приняли, а раз приняли, то вместе с тем и дали обет. Поэтому каждое наше причащение да будет оно в совершенном соединении с Господом, да будем мы всегда сознавать наш обет при этом. Да сподобит нас Господь неосужденно приступить к Божественному причащению Его Тела и Крови.

Я закончу словом Иоанна Кронштадтского. Когда однажды он причащал многотысячную толпу, он в молитвенном вдохновении воскликнул: «Подумайте, вот перед вами Сам Христос, Христос всей полнотой Своего существа, живой и жизнь дающий. Тело Христово приимите, источника бессмертнаго вкусите».

Каждый раз, подходя к причастию, будем и мы думать о том, что ведь здесь Христос со всей полнотой Своего существа, живой и жизнь дающий.

«Тело Христово приимите, источника бессмертнаго вкусите».

Источник: «Мы не должны бояться никаких страданий…» : творения : в 2 т. / священномученик Аркадий (Остальский), епископ Бежецкий, викарий Тверской епархии ; [сост. диакон Игорь Кучерук]. — Житомир : издание Житомирской епархии Украинской Православной Церкви, 2007-2011. — (Духовное наследие мучеников и исповедников Русской Православной Церкви) / Т. 1. — 2007. — 543 с. (Азбука.ру)